Ройз считал себя предателем. Но предал он не империю, а женщину, которая ему доверилась. Женщину, которая согласилась участвовать в операции, потому что он ее попросил. Ройз ненавидел себя за это.

Впервые он захотел снять Лиану с операции, когда она выпила кровь архидемона и с трудом пережила слияние энергий. Ройз сидел возле кровати и сутками наблюдал за ее страданиями, не в силах помочь или облегчить муки.

Ему было больно… и он не представлял, как будет жить дальше, если потеряет ее. Он терял слишком многих. Слишком многих и слишком часто! На самом деле он потерял абсолютно всех своих близких и любимых существ шесть лет назад. Лиана стала первой, с кем он захотел сблизиться с тех пор.

— Ты чертов эгоист, Райвен! Ты в курсе? — ткнул в него пальцем саарга, когда Ройз сказал, что не готов жертвовать Лианой, что до дня Сопряжения остался месяц, а она едва на ногах стоит после слияния энергий. — Не замечал за тобой раньше таких эгоистичных выпадов! Люби, кого хочешь, как хочешь и где хочешь, но только после того, как Винкель займет престол. Не забывай, кто мы и что от нас зависит не одна жизнь, а миллиарды. Сейчас краймер важный член оппозиции, которого полностью подготовили к операции — вживленный имплант, измененная аура, преображенная энергия. В решающий день она пойдет во дворец, вытащит младших архидемонов, а потом делай с ней, что хочешь. Твой краймер молодец, — саарга похлопал охотника по плечу, — ты и сам знаешь, что она справится.

Ройз понимал, что его чувства к Лиане деструктивны — они мешают мыслить здраво, путают ориентиры и приоритеты, не дают оценивать ситуацию с той холодной расчетливостью, что присуща охотникам. Ройз не стал изменять себе, он заглушил чувства и позволил операции пройти так, как она была запланирована. И в итоге лишился всего. Опять! Своего статуса, своей клиники, своей женщины, доверия своих товарищей, будущего, долгожданной революции… У него ничего не осталось.

— Ты уходишь? — удивился Инари, столкнувшись с охотником на выходе из межпространства.

— Да.

 Ройз поморщился. Голова раскалывалась, а раны от когтей Винкеля горели. Охотник не стал сопротивляться, когда архидемон набросился на него с обвинениями и кулаками. Ройз хотел хоть что-нибудь почувствовать, кроме вины и горечи потери. Физическая боль не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось в его душе, но она хотя бы отвлекала… ненадолго, но все же отвлекала от ужасных мыслей. Ройз перестал пытаться спасти Лиану четыре дня назад, когда проснулся и не ощутил их связи, установленной клятвой верности. Связь могла прервать только смерть…

— В городе небезопасно! — саарга преградил охотнику путь, с удивлением осматривая свежие раны на его теле. — Твое лицо красуется на всех экранах и информационных табло с пометкой «три миллиона сотнеров за голову, пять миллионов за живого». Любой встречный захочет сдать тебя властям.

— Там безопасней, — Райвен указал на портал, ведущий в Тан-Град, — чем здесь, учитывая, что Винкель минуту назад чуть не вышиб мне мозги. Из моего же пистолета, кстати. — Охотник стер с губ кровь. — Я его не виню, сейчас все на взводе, но неспособность адекватно оценивать ситуацию для будущего правителя неприемлема. Винкель поддался эмоциям, забыв о рациональности. Так лидер поступать не должен.

Инари осмотрел разбитую физиономию высокородного, местами порванную одежду, кровоточащие борозды от когтей архидемона и, вздохнув, признал очевидное:

— Винкель потерял контроль… над собой и над ситуацией. Кларэль в молодости вел себя точно так же. Сталкиваясь с трудностями, он во всем винил подчиненных.

Райвен оглянулся, убедился, что никого в коридоре нет, и, снова повернувшись к Инари, шепотом спросил:

— Ты еще хочешь видеть Винкеля во главе государства?

Саарга прищурился. После такого вопроса охотника точно можно считать предателем.

— А ты знаешь кого-то еще, — поинтересовался Инари, — кто смог бы управлять империей?

— Нет, — Ройз накинул на голову капюшон, — но теперь я точно знаю, что Винкель не сможет. Он во многом похож на Мируэля в повседневной жизни, но, как показали последние дни и события, он даже близко не Мируэль. Правитель, который в критической ситуации ведет себя недостойно, паникует и дает волю эмоциям, создавая хаос там, где ему нет места, настраивая своих приближенных друг против друга — не правитель. Я больше не стану поддерживать Винкеля. И никого из архидемонов.

С этими словами охотник зашел в портал, покидая межпространство и оппозицию.

Ледяные капли дождя беспощадно хлестали по мужскому лицу, частично скрытому за темным капюшоном, стекали по жесткой ткани плаща вниз и падали на землю, сливаясь с грязью и кровью, бегущей ручьями по всему кварталу.

Передвигаться по столице, где на каждом углу тебя поджидают стражи, где каждую улицу патрулируют демоны, где каждый ребенок знает тебя в лицо, было не так-то просто, но Ройз справлялся. Охотники умеют маскироваться и полностью скрывать свою ауру от всех технических приборов. К тому же проливной дождь — бесценное природное укрытие. В дождь многие приборы барахлят.

Кто-то воспринимал непогоду как проклятие — все эти беспрестанные дожди, вспышки молний и буйство смерчей вблизи городов империи. Но Ройз считал их даром свыше. Дождь помогал выжить. Глушил передачу данных с камер слежения, сбивал дроны, уменьшал видимость обзора стражам. Смертей в империи стало меньше с приходом бури. Многие существа успешно прятались, избегая ментальных проверок, во время пика непогоды перебегая из укрытия в укрытие.

 Ройз шел медленно, безучастным взглядом осматривая разбитые витрины магазинов, выключенные неоновые вывески, пустующую улицу Межрасового квартала. Охотник не знал, куда ему идти. Дома больше нет. Не знал к кому идти. Близких нет. Не знал, что делать. Цели как таковой тоже нет.

Проходя один квартал за другим, Ройз не узнавал Тан-Град, не чувствовал себя как дома, не видел возможности все исправить. Богатый город контрастов утратил свои краски, стал серым и чужим, холодным и смердящим трупами.

На центральной площади в такт ветру покачивались подвешенные за шеи тела. Трое магов, один человек. После казни их не стали снимать с виселицы, так и оставили болтаться в петлях, чтобы все смотрели и учились на чужих ошибках. Редкие прохожие, спешащие по своим делам, старательно отводили от виселицы взгляды. Все понимали, что теперь любой может оказаться в петле.

Женщины опасливо озирались по сторонам, кутались в платки и шарфы, закрывая ими лица, то ли прячась от камер, то ли от дождя. Мужчины настороженно осматривались, шли по улицам крадучись, перебежками, нигде не задерживаясь. Напуганные, беззащитные, уязвимые…

Патрули останавливали чуть ли не каждого встречного и просили предъявить печать неприкосновенности, а у кого ее не оказывалось, тут же сопровождали в Городской Контроль для ментальной проверки. Некоторых существ стражам приходилось тащить за руки. Люди и маги особенно не хотели встречаться с телепатами, поэтому они упирались, кричали и кусались, просили их пощадить. Город то и дело сотрясали крики ненависти и отчаяния, звуки выстрелов. А в ночной тишине, если прислушаться, то и вовсе можно было услышать рыдания, доносящиеся из каждого дома, практически из каждой квартиры. В этой неравной и бессмысленной войне — империя против народа, архидемоны против всех — уже пострадали слишком многие.

Ройз печально усмехнулся.

 Столица Изерийской империи, некогда самого процветающего государства Земного мира, вот уже две недели утопала в слезах и в крови, тонула в страхе и в горе, задыхалась в предсмертных конвульсиях. Как ее реанимировать? Ответа, увы, нет. И решения тоже… Архидемоны, хуже паразитов, высасывали из империи все соки, стирали все краски, убивали все хорошее. Рано или поздно этот ужас закончится и жизнь вернется в свою колею — измененную и сперва непривычную. Новая реальность будет мрачной и жестокой, приближенной к реалиям Большой Луны, где выживание станет смыслом всей жизни, а поклонение архидемонам — всеобщей религией. Пройдут месяцы, погибнут миллионы или даже одна треть населения, а все остальные за неимением иного выбора поцелуют землю, кланяясь архидемонам, боясь поднять глаза, подумать не о том или заговорить без разрешения. Рано или поздно Кларэль добьется своего — полного, бескомпромиссного подчинения от всех рас и слоев населения. После чего ежедневные казни прекратятся, виселицу уберут за ненадобностью (все и без нее станут послушными и покорными марионетками), законы смягчат, а уже следующее поколение существ примет новую мрачную реальность как данность. Но этот период жизни, период реформ и изменений, истекающий кровью, наполненный криками и слезами, история запомнит навсегда.